Я поставила будильник, выключила свет и завернулась в одеяло, сунув под бок своего верного пингвина. Не успела я согреться, как телефон уже зазвонил. Я ждала, чтобы автоответчик снял трубку, но на восьмом звонке сдалась. Я же его забыла включить, дуреха!

– Не дай Бог вы звоните по пустякам, – сказала я в трубку.

– Ты велела перезвонить поскорее. – Эдуард.

Я втянула трубку под одеяло.

– Привет, Эдуард.

– Привет.

– Зачем ты в городе? И что тебе было нужно в “Кафе лунатиков”?

– А тебе?

– Блин, сейчас почти шесть утра, а я еще глаз не сомкнула. Нет у меня времени в игрушки играть!

– А что было в той папке? На ней была кровь – чья она?

Я вздохнула. Непонятно, что ему рассказать. От него может быть огромная помощь – а может выйти так, что он поубивает тех, кому я собралась помогать. Тяжелый выбор.

– Ни хрена не могу тебе сказать, пока не будут точно знать, что не подвергаю людей опасности.

– Ты же знаешь, я на людей не охочусь.

– Значит, ты на охоте.

– Да.

– Кто на этот раз?

– Оборотни.

Этого и следовало ожидать.

– Кто именно?

– Я еще не знаю имен.

– Откуда же ты знаешь, кого убивать?

– У меня есть пленка.

– Пленка?

– Приезжай завтра ко мне в гостиницу, и я тебе ее покажу. И расскажу все, что знаю.

– Обычно ты не столь обязателен. В чем подвох?

– Подвоха нет. Просто ты можешь их узнать, в этом все дело.

– Я не многих оборотней знаю, – сказала я.

– Ладно, ты приезжай, я тебе покажу, что у меня есть.

Голос у него был очень уверенный в себе, но Эдуард – он всегда такой.

– Ладно, где ты остановился?

– “Адаме Марк”. Рассказать, как проехать?

– Не надо, найду. Когда?

– Ты завтра работаешь?

– Да.

– Тогда – как тебе удобно.

Что-то он чертовски вежлив.

– Сколько времени займет твоя презентация?

– Часа два, может быть, чуть меньше.

Я покачала головой, сообразила, что он этого не видит, и сказала вслух:

– Получается только после последнего зомби. До того времени у меня все расписано.

– Назови время.

– Могу подъехать между полпервого и часом.

Даже произнести это было трудно из-за предчувствия усталости. Опять я не высплюсь.

– Буду ждать.

– Постой! Ты под какой фамилией зарегистрировался?

– Номер 212, ты просто постучи.

– А фамилия-то у тебя есть?

– А как же. Спокойной ночи, Анита.

Трубка смолкла, жужжа у меня в руке, как неспокойный дух. Положив трубку в гнездо, я включила автоответчик, вывела звук до отказа и залезла под одеяла.

Эдуард никогда не делился информацией, если не был вынужден. Слишком он сейчас предупредителен – что-то стряслось. Зная Эдуарда, можно точно сказать: стряслось что-то неприятное. Ликантропы исчезают без следа – такая игра вполне во вкусе Эдуарда. Но я почему-то не думала, что это он. Он любил, чтобы о его заслугах знали – до тех пор, пока полиция не может их на него повесить.

Но кто-то же это делает? Свободные охотники, работающие ради премий, специализирующиеся на одичавших ликантропах. Эдуард может знать, кто они, и потворствуют ли они убийцам. Поскольку, если все восьмеро мертвы, то это убийство. Насколько я пока знаю, никто из них не был преследуем законом. Полиция должна это знать, но я не собиралась ее вмешивать. Дольф должен знать, если ликантропы исчезают на его территории.

Меня засосало в сон на краю мира, и я оказалась рядом с жертвой убийства. Я видела замерзшее в снегу лицо, разорванный, как виноградина, глаз. Раздавленная челюсть пыталась шевельнуться, заговорить. И из раздробленного рта донеслось одно слово:

– Анита.

Снова и снова он повторял мое имя. Я проснулась настолько, чтобы повернуться на бок, и сон окатил меня тяжелой черной волной. Если мне что и снилось потом, то я не помню.

14

Каждый год я ломаю себе голову, что подарить на Рождество моей мачехе Джудит. Вы скажете, быть может, что за четырнадцать лет я могла бы и научиться. Конечно, можно бы подумать, что и она за это время могла бы научиться выбирать подарки для меня. А кончалось всегда тем, что мы с Джудит смотрим друг на друга через бездонную пропасть непонимания. Она хочет, чтобы я была этакой безупречно женственной дочерью, а я хочу, чтобы она была моей покойной матерью. Поскольку я своего не получаю, то стараюсь, чтобы и Джудит не получила того, что хочет. А к тому же у нее есть Андриа – полное совершенство. Одного безупречного ребенка на семью вполне достаточно.

Так вот, мы с Ронни занимались покупкой рождественских подарков. Перед этим мы сделали обычную пробежку по скользким зимним улицам, а я успела часа три поспать. Пробежка помогла, а пощечины от зимнего морозца помогли еще больше. Оказавшись в районе магазинов с еще влажными от душа волосами, я совсем проснулась.

У Ронни рост пять футов девять дюймов, и свои короткие светлые волосы она стрижет под мальчика. Стрижка ее не изменилась со времени нашего знакомства, но и моя тоже. Она была одета в джинсы, ковбойские сапожки с лиловым тиснением, короткое зимнее пальто и сиреневый свитер под горло. Пистолета у нее с собой не было. Она не думала, что он нужен для общения с магазинными рождественскими эльфами.

Я оделась как на работу, поскольку именно туда мне идти после покупок. Юбка – стандартная темно-синяя и с черным ремнем, под который пропущена наплечная кобура. Эта юбка была на два дюйма короче, чем мне было бы удобно, но так настояла Ронни. Она куда лучше меня разбирается в модах. Впрочем, вряд ли кто разбирается в них хуже. Жакет был густого полночно-синего цвета, как глаза Жан-Клода. Еще более темный, почти черный орнамент складывался на нем в слегка восточный узор. Блузка с открытым воротом тоже была синяя, под цвет жакета. Довольно броско я выглядела в этом костюме и в черных туфлях на высоких каблуках. Этот жакет тоже для меня выбирала Ронни. Единственным его недостатком было то, что он не слишком хорошо скрывал браунинг – на ходу иногда выглядывала кобура. Пока что никто не завопил, призывая полицию. Знали бы люди, что у меня еще по ножу в каждом рукаве, тогда кто-нибудь завопил бы наверняка.

Ронни рассматривала витрину украшений в магазине Кригла, а я смотрела в ее глаза. Серые, того же цвета, что были ночью у Габриэля, но по-другому. У нее глаза человеческие, а у Габриэля – нет, даже в человеческом виде.

– Что смотришь?

Я покачала головой.

– Ничего. Думаю про минувшую ночь.

– И как тебе твой возлюбленный после этой ночи?

У прилавков толпился народ в три ряда. Мы пробились к ним, но я знала, что ничего я здесь покупать не буду, и потому стояла рядом с Ронни, разглядывая толпу. На всех лицах была враждебность, но в ней не было ничего личного – предрождественская магазинная лихорадка за две недели до Главного Дня. Ну-ну.

Магазин был заполнен проталкивающимся и целеустремленным народом, и мне захотелось на воздух.

– Ты что-нибудь покупать собираешься?

– Ты мне не ответила.

– Выберемся из этой каши, и я отвечу.

Она выпрямилась и жестом пригласила меня вперед. Я проложила нам путь наружу. Рост у меня маленький, и одета я была слишком прилично, чтобы кого-нибудь напугать, но люди с нашей дороги отступили. Может быть, видели кобуру. Оказавшись на открытой площади, я сделала глубокий вдох. Здесь, конечно, тоже была толпа, но совсем не такая, как в магазинах. По крайней мере, здесь люди об меня не терлись. Если бы попробовали, я могла бы в ответ заорать.

– Хочешь сесть?

Каким-то чудом на скамейке оказались два свободных места. Ронни предложила сесть, поскольку я была одета для работы – то есть на каблуках. Но у меня пока еще ноги не болели. Может, я начинаю привыкать носить каблуки. Бр-р-р!

Я покачала головой.

– Давай зайдем в “Нейчер компани”. Может, я там найду что-нибудь для Джоша.

– Сколько ему сейчас, тринадцать? – спросила Ронни.